Их было трое

Их было трое. Всего трое… Остальные семнадцать погибли сразу на месте под шквальным автоматным огнём нежданно появившегося противника. Семнадцать человек… Осталось только трое.

Три лучших друга, по воле случая шедших в конце колоны партизан, петлявшей между огромными елями и могучими соснами. Повар, радист и медик – три самые неэффективные единицы боевого отряда, так неожиданно поставившего точку в многотомной истории, казалось бы уже минувшей войны. Германия капитулировала, Гитлер застрелился, знамя водрузили над рейхстагом, но остались ещё небольшие, разрозненные и очень опасные отряды противника, нежелающие верить в своё полное и окончательное поражение.

Попадав наземь, Глеб, Иван и Максим, как и прежде, сбились в кучку. Так они представляли из себя хоть какую-то опасность для врага, пускай и потенциальную. Один автомат на троих, и то немецкий, трофейный, штык нож, который ни разу не был в бою, а в первую очередь использовался Глебом для приготовления скудного и часто холодного обеда, и ржавая сапёрная лопатка Максима, толка от которой, как и от самого Максима было чуть.

Медик на войне на вес золота, каждый, но отряд партизан, к которому примкнул Максим после того, как его батальон перемолола танковая дивизия, всегда попадал в ненужное место в ненужное время. Раненых, по сути, никогда и не было, отряд редел на глазах. Максиму оставалось кусать локти от беспомощности. Ведь мёртвым уже не поможешь…

Очевидно, что причина была в командирах, которые хоть и держали связь с войсками Красной Армии посредством повидавшей виды радейки Ивана, но всегда поступали по-своему, за что и расплачивались жизнями своих собственных бойцов. Как и в этот раз… Но сейчас они заплатили по полной. Если раньше пули-дуры по невообразимому стечению обстоятельств огибали их тела, то сегодня везение от них отвернулось. Раз и навсегда. Смерть им первым вручила в руки чернила и перья, чтобы они поставили жирные точки в своих далеко не самых геройских главах многотомной истории Великой войны.

Семнадцать тел изрешечённых пулями. Алеющий снег. И тишина. Немцы замерли, ошеломлённые тем, что они среагировали быстрее, и ни одна капля истинно арийской крови не была пролита, в отличие от багровых рек их злейшего врага.

Глеб вцепился обеими руками в потрёпанный автомат, и сжал от злости зубы. Иван неуклюже стянул со спины железный короб радиостанции и начал вертеть рукоятки, настраиваясь на волну, Максим вжался в землю и судорожно вываливал содержимое вещака на землю, ища заветную сапёрную лопатку, его руки тряслись.

– Гады… – сквозь зубы прошипел Глеб, собравшись передёрнуть затвор.

– Нет, стой! – шёпотом сказал Иван, схватив его за руку. – Дай мне пару минут, и я устрою им кузькину мать.

– Пары минут у нас может и не быть, – Максим взглянул на сточенное лезвие лопатки, которую он, наконец-таки, достал из потрёпанного вещмешка. – Хотя… Мы и так уже покойники, терять нам больше нечего.

– Ты что надеешься, что они прилетят? – хмыкнул Глеб, повернувшись к Ивану. – Война же закончилась, Ваня! Очнись, мой друг!

– Тише! – приложив к уху наушник, прошептал Иван. – Жди.

– Бред… – Глеб прижал к груди автомат. – Они никогда не прилетают…

Максим перевернулся на живот и осторожно приподнял голову. В ту же секунду автоматная очередь искромсала земляной бугор и ствол дерева, за которыми по воле случая упали три закадычных друга.

– Около десяти человек, может больше.

– Заря, заря, я восход, как слышишь, приём…

– Почему они не атакуют? – Глеб сполз слегка пониже. С его ростом это было очень разумно.

– Никто не хочет умирать. Они тоже люди, у них тоже семьи.

– Люди, – Глеб смачно сплюнул. – Да я бы таких людей, голыми руками…

– Заря, заря, я восход, как слышишь, приём…

– Зря стараешься, Иван… Зря…

– Не мешай ему, – Максим бросил на Глеба осуждающий взгляд. – Пускай попробует.

Глеб нервно хмыкнул и показательно отвернулся.

– Только попусту время теряем…

– Заря! Заря! Да! Я восход! Приём! – лицо Ивана неожиданно засияло. – Мы находимся примерно в десяти километрах к югу-востоку от села Волошиново, натолкнулись на вражеский отряд численностью 10-15 человек, у нас большие потери, срочно нуждаемся в помощи. Ориентиры… – Иван оглянулся. – Ориентир, ищите ориентир!

Треск автоматной очереди вспахал землю над головами друзей и оросил их дождём из огрызков коры и грязного снега.

– Чёрт возьми! – Глеб вжался в землю ещё сильнее. – Скорее!

Вокруг были одни деревья и больше ничего. Сосны и ели, могучие стволы уходящие ввысь. Максим судорожно оглядывался, ища хоть что-нибудь, за что мог бы зацепиться пилот с высоты птичьего полёта, но тщетно… Вокруг был лес, густой, непроходимый лес.

– Ну же! Хоть что-то! – Иван умоляюще взглянул на Максима.

Но ответа не последовало.

Вместо него повисло напряжённое молчание. Лишь гудящий треск радейки монотонно нарушал тишину.

– Хватит, – Глеб не выдержал напряжения и отключил питание портативной радиостанции, спихнув её ударом сапога с колен растерянного Ивана. – Надо быть реалистами.

– Но может?..

– Не может, Ваня, не может.

– Глеб прав, – вздохнул Максим. Он не хотел признавать этого, но ситуация была безысходная, шансов выстоять против вооружённых до зубов немцев у них больше не осталось.

– Чёрт!..

Иван бросил в сердцах наушник на землю и запустил пальцы в сальные растрёпанные волосы.

– Как же так! Как же так… – начал причитать он еле слышно.

Лёгкий ветерок обдувал вспотевшие лица друзей и доносил до них терпкий запах крови, сочащейся из тел застреленных товарищей, ещё совсем тёплой крови…

Вдалеке слышалось тихое перешёптывание немцев, раздавались щелчки взводимых затворов, хруст веток. Немцы пришли в себя и начали рассредоточиваться, менять позиции, готовясь к атаке.

– Что будем делать? – Максим первым нарушил гнетущее молчание.

– А что нам остаётся? – Глеб нервно улыбнулся и взглянул на Максима. – Импровизировать будем, друг мой, нам остаётся только импровизировать!

Иван поднял голову. Его глаза наполнились слезами. Он не хотел вот так умирать, в самом конце войны, когда вся страна уже праздновала победу. Только не так… Но не проронил ни слова. Он, как и его друзья, всё понимал, но не мог принять… Надежда всё ещё теплилась в его бездонных голубых глазах.

Глеб сглотнул и вцепился обеими руками в автомат.

– Ну что, братцы, надеюсь, ещё встретимся, – Глеб задорно подмигнул и улыбнулся. – Там, на небесах.

Он осторожно поднялся и вытянулся во весь двухметровый рост, расправил широкие плечи. Одно лишь дерево теперь защищало его от верной погибели.

– Как же я любил этот запах, – сказал Глеб, закрыв глаза, и вздохнул полной грудью. Липкий аромат хвои негой обволок его крепкие сибирские лёгкие. – Лепота!

Иван трясущейся рукой достал из кармана не бывавший в бою штык нож и вытер рукавом предательски скользнувшую по щеке слезу.

– Держись меня, – спокойно сказал Глеб и открыл глаза. В них уже не осталось ни капли страха.

Передёрнув затвор автомата, облизнув пересохшие и потрескавшиеся губы, он затянул громогласный и обезоруживающий любого врага традиционный армейский клич: «УРРРРРРААААААААА!!!»

И все трое, подхватив, бросились в распростёртые объятия собственной смерти…