
Их было трое. Всего трое… Остальные семнадцать погибли сразу на месте под шквальным автоматным огнём нежданно появившегося противника. Семнадцать человек… Осталось только трое.
Три лучших друга, по воле случая шедших в конце колоны партизан, петлявшей между огромными елями и могучими соснами. Повар, радист и медик – три самые неэффективные единицы боевого отряда, так неожиданно поставившего точку в многотомной истории, казалось бы уже минувшей войны. Германия капитулировала, Гитлер застрелился, знамя водрузили над рейхстагом, но остались ещё небольшие, разрозненные и очень опасные отряды противника, нежелающие верить в своё полное и окончательное поражение.
Попадав наземь, Глеб, Иван и Максим, как и прежде, сбились в кучку. Так они представляли из себя хоть какую-то опасность для врага, пускай и потенциальную. Один автомат на троих, и то немецкий, трофейный, штык нож, который ни разу не был в бою, а в первую очередь использовался Глебом для приготовления скудного и часто холодного обеда, и ржавая сапёрная лопатка Максима, толка от которой, как и от самого Максима было чуть.
Медик на войне на вес золота, каждый, но отряд партизан, к которому примкнул Максим после того, как его батальон перемолола танковая дивизия, всегда попадал в ненужное место в ненужное время. Раненых, по сути, никогда и не было, отряд редел на глазах. Максиму оставалось кусать локти от беспомощности. Ведь мёртвым уже не поможешь…
Очевидно, что причина была в командирах, которые хоть и держали связь с войсками Красной Армии посредством повидавшей виды радейки Ивана, но всегда поступали по-своему, за что и расплачивались жизнями своих собственных бойцов. Как и в этот раз… Но сейчас они заплатили по полной. Если раньше пули-дуры по невообразимому стечению обстоятельств огибали их тела, то сегодня везение от них отвернулось. Раз и навсегда. Смерть им первым вручила в руки чернила и перья, чтобы они поставили жирные точки в своих далеко не самых геройских главах многотомной истории Великой войны.
Семнадцать тел изрешечённых пулями. Алеющий снег. И тишина. Немцы замерли, ошеломлённые тем, что они среагировали быстрее, и ни одна капля истинно арийской крови не была пролита, в отличие от багровых рек их злейшего врага.
Глеб вцепился обеими руками в потрёпанный автомат, и сжал от злости зубы. Иван неуклюже стянул со спины железный короб радиостанции и начал вертеть рукоятки, настраиваясь на волну, Максим вжался в землю и судорожно вываливал содержимое вещака на землю, ища заветную сапёрную лопатку, его руки тряслись.
– Гады… – сквозь зубы прошипел Глеб, собравшись передёрнуть затвор.
– Нет, стой! – шёпотом сказал Иван, схватив его за руку. – Дай мне пару минут, и я устрою им кузькину мать.
– Пары минут у нас может и не быть, – Максим взглянул на сточенное лезвие лопатки, которую он, наконец-таки, достал из потрёпанного вещмешка. – Хотя… Мы и так уже покойники, терять нам больше нечего.
– Ты что надеешься, что они прилетят? – хмыкнул Глеб, повернувшись к Ивану. – Война же закончилась, Ваня! Очнись, мой друг!
– Тише! – приложив к уху наушник, прошептал Иван. – Жди.
– Бред… – Глеб прижал к груди автомат. – Они никогда не прилетают…
Максим перевернулся на живот и осторожно приподнял голову. В ту же секунду автоматная очередь искромсала земляной бугор и ствол дерева, за которыми по воле случая упали три закадычных друга.
– Около десяти человек, может больше.
– Заря, заря, я восход, как слышишь, приём…
– Почему они не атакуют? – Глеб сполз слегка пониже. С его ростом это было очень разумно.
– Никто не хочет умирать. Они тоже люди, у них тоже семьи.
– Люди, – Глеб смачно сплюнул. – Да я бы таких людей, голыми руками…
– Заря, заря, я восход, как слышишь, приём…
– Зря стараешься, Иван… Зря…
– Не мешай ему, – Максим бросил на Глеба осуждающий взгляд. – Пускай попробует.
Глеб нервно хмыкнул и показательно отвернулся.
– Только попусту время теряем…
– Заря! Заря! Да! Я восход! Приём! – лицо Ивана неожиданно засияло. – Мы находимся примерно в десяти километрах к югу-востоку от села Волошиново, натолкнулись на вражеский отряд численностью 10-15 человек, у нас большие потери, срочно нуждаемся в помощи. Ориентиры… – Иван оглянулся. – Ориентир, ищите ориентир!
Треск автоматной очереди вспахал землю над головами друзей и оросил их дождём из огрызков коры и грязного снега.
– Чёрт возьми! – Глеб вжался в землю ещё сильнее. – Скорее!
Вокруг были одни деревья и больше ничего. Сосны и ели, могучие стволы уходящие ввысь. Максим судорожно оглядывался, ища хоть что-нибудь, за что мог бы зацепиться пилот с высоты птичьего полёта, но тщетно… Вокруг был лес, густой, непроходимый лес.
– Ну же! Хоть что-то! – Иван умоляюще взглянул на Максима.
Но ответа не последовало.
Вместо него повисло напряжённое молчание. Лишь гудящий треск радейки монотонно нарушал тишину.
– Хватит, – Глеб не выдержал напряжения и отключил питание портативной радиостанции, спихнув её ударом сапога с колен растерянного Ивана. – Надо быть реалистами.
– Но может?..
– Не может, Ваня, не может.
– Глеб прав, – вздохнул Максим. Он не хотел признавать этого, но ситуация была безысходная, шансов выстоять против вооружённых до зубов немцев у них больше не осталось.
– Чёрт!..
Иван бросил в сердцах наушник на землю и запустил пальцы в сальные растрёпанные волосы.
– Как же так! Как же так… – начал причитать он еле слышно.
Лёгкий ветерок обдувал вспотевшие лица друзей и доносил до них терпкий запах крови, сочащейся из тел застреленных товарищей, ещё совсем тёплой крови…
Вдалеке слышалось тихое перешёптывание немцев, раздавались щелчки взводимых затворов, хруст веток. Немцы пришли в себя и начали рассредоточиваться, менять позиции, готовясь к атаке.
– Что будем делать? – Максим первым нарушил гнетущее молчание.
– А что нам остаётся? – Глеб нервно улыбнулся и взглянул на Максима. – Импровизировать будем, друг мой, нам остаётся только импровизировать!
Иван поднял голову. Его глаза наполнились слезами. Он не хотел вот так умирать, в самом конце войны, когда вся страна уже праздновала победу. Только не так… Но не проронил ни слова. Он, как и его друзья, всё понимал, но не мог принять… Надежда всё ещё теплилась в его бездонных голубых глазах.
Глеб сглотнул и вцепился обеими руками в автомат.
– Ну что, братцы, надеюсь, ещё встретимся, – Глеб задорно подмигнул и улыбнулся. – Там, на небесах.
Он осторожно поднялся и вытянулся во весь двухметровый рост, расправил широкие плечи. Одно лишь дерево теперь защищало его от верной погибели.
– Как же я любил этот запах, – сказал Глеб, закрыв глаза, и вздохнул полной грудью. Липкий аромат хвои негой обволок его крепкие сибирские лёгкие. – Лепота!
Иван трясущейся рукой достал из кармана не бывавший в бою штык нож и вытер рукавом предательски скользнувшую по щеке слезу.
– Держись меня, – спокойно сказал Глеб и открыл глаза. В них уже не осталось ни капли страха.
Передёрнув затвор автомата, облизнув пересохшие и потрескавшиеся губы, он затянул громогласный и обезоруживающий любого врага традиционный армейский клич: «УРРРРРРААААААААА!!!»
И все трое, подхватив, бросились в распростёртые объятия собственной смерти…
10.01.2014
Journal information